Стихотворения
Михаил Ломоносов
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
ОДА
блаженныя памяти
государыне императрице Анне Иоанновне на победу
над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года
Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верьх горы высокой*,
Где ветр в лесах шуметь забыл;
В долине тишина глубокой.
Внимая нечто, ключ молчит*,
Которой завсегда журчит
И с шумом вниз с холмов стремится.
Лавровы вьются там венцы,
Там слух спешит во все концы;
Далече дым в полях курится.
Не Пинд ли под ногами зрю?
Я слышу чистых сестр* муз_ы_ку!
Пермесским жаром я горю,
Теку поспешно к оных лику.
Врачебной дали мне воды:
Испей и все забудь труды;
Умой росой Кастальской очи,
Чрез степь и горы взор простри
И дух свой к тем странам впери,
Где всходит день по темной ночи.
Корабль как ярых волн среди,
Которые хотят покрыти,
Бежит, срывая с них верьхи,
Претит с пути себя склонити;
Седая пена вкруг шумит,
В пучине след его горит,
К российской силе так стремятся*,
Кругом объехав, тьмы татар;
Скрывает небо конской пар!
Что ж в том? стремглав без душ валятся.
Крепит отечества любовь
Сынов российских дух и руку;
Желает всяк пролить всю кровь,
От грозного бодрится звуку.
Как сильный лев стада волков,
Что кажут острых яд зубов,
Очей горящих гонит страхом,
От реву лес и брег дрожит,
И хвост песок и пыль мутит,
Разит извившись сильным махом.
Не медь ли в чреве Этны ржет
И, с серою кипя, клокочет?
Не ад ли тяжки узы рвет
И челюсти разинуть хочет?
То род отверженной рабы*,
В горах огнем наполнив рвы,
Металл и пламень в дол бросает,
Где в труд избранный наш народ
Среди врагов, среди болот
Чрез быстрый ток на огнь дерзает.
За холмы, где паляща хлябь
Дым, пепел, пламень, смерть рыгает,
За Тигр, Стамбул, своих заграбь*,
Что камни с берегов сдирает;
Но чтоб орлов сдержать полет,
Таких препон на свете нет.
Им воды, лес, бугры, стремнины,
Глухие степи - равен путь.
Где только ветры могут дуть,
Доступят там полки орлины.
Пускай земля как понт трясет,
Пускай везде громады стонут,
Премрачный дым покроет свет,
В крови Молдавски горы тонут;
Но вам не может то вредить,
О россы, вас сам рок покрыть
Желает для счастливой Анны.
Уже ваш к ней усердный жар
Быстр_о_ проходит сквозь татар,
И путь отворен вам пространный.
Скрывает луч свой в волны день,
Оставив бой ночным пожарам;
Мурза упал на долгу тень;
Взят купно свет и дух татарам.
Из лыв густых выходит волк
На бледный труп в турецкий полк.
Иной, в последни видя з_о_рю.
Закрой, кричит, багряной вид
И купно с ним Магметов стыд*;
Спустись поспешно с солнцем к морю.
Что так теснит боязнь мой дух?
Хладнеют жилы, сердце ноет!
Что бьет за странной шум в мой слух?
Пустыня, лес и воздух воет!
В пещеру скрыл свирепство зверь,
Небесная отверзлась дверь,
Над войском облак вдруг развился,
Блеснул горящим вдруг лицем,
Умытым кровию мечем
Гоня врагов, Герой открылся*.
Не сей ли при Донских струях*
Рассыпая вредны россам стены?
И персы в жаждущих степях*
Не сим ли пали поражении?
Он так к своим взирал врагам,
Как к готским приплывал брегам,
Так сильну возносил десницу;
Так быстрой конь его скакал,
Когда он те поля топтал,
Где зрим всходящу к нам денницу.
Кругом его из облаков
Гремящие перуны блещут,
И, чувствуя приход Петров,
Дубравы и поля трепещут.
Кто с ним толь грозно зрит на юг,
Одеян страшным громом вкруг?
Никак, Смиритель стран Казанских?*
Каспийски воды, сей при вас
Селима гордого потряс,
Наполнил степь голов поганских.
Герою молвил тут Герой:
"Не тщетно я с тобой трудился,
Не тщетен подвиг мой и твой,
Чтоб россов целый свет страшился.
Чрез нас предел наш стал широк
На север, запад и восток.
На юге Анна торжествует,
Покрыв своих победой сей".
Свилася мгла, Герои в ней;
Не зрит их око, слух не чует.
Крутит река татарску кровь,
Что протекала между ними;
Не смея в бой пуститься вновь,
Местами враг бежит пустыми,
Забыв и меч, и стан, и стыд,
И представляет страшный вид
В крови другое своих лежащих.
Уже, тряхнувшись, легкий лист
Страшит его, как ярый свист
Быстр_о_ сквозь воздух ядр летящих.
Шумит с ручьями бор и дол:
Победа, росская победа!
Но враг, что от меча ушел,
Боится собственного следа.
Тогда увидев бег своих,
Луна стыдилась сраму их*
И в мрак лице, зардевшись, скрыла.
Летает слава в тьме ночной,
Звучит во всех землях трубой,
Коль росская ужасна сила.
Вливаясь в понт, Дунай ревет
И россов плеску отвещает;
Ярясь волнами турка льет,
Что стыд свой за него скрывает.
Он рыщет, как пронзенный зверь,
И чает, что уже теперь
В последней раз заносит ногу,
И что земля его носить
Не хочет, что не мог покрыть.
Смущает мрак и страх дорогу.
Где ныне похвальба твоя?
Где дерзость? где в бою упорство?
Где злость на северны края?
Стамбул, где наших войск презорство?
Ты лишь своим велел ступить,
Нас тотчас чаял победить;
Ян_ы_чар твой свирепо злился,
Как тигр на росский полк скакал.
Но что? внезапно мертв упал,
В крови своей пронзен залился.
Целуйте ногу ту в слезах,
Что вас, агаряне, попрала,
Целуйте руку, что вам страх
Мечем кровавым показала.
Великой Анны грозной взор
Отраду дать просящим скор;
По страшной туче воссияет,
К себе повинность вашу зря.
К своим любовию горя,
Вам казнь и милость обещает.
Златой уже денницы перст
Завесу света вскрыл с звездами;
От встока скачет по сту верст,
Пуская искры конь ноздрями.
Лицем сияет Феб на том.
Он пламенным потряс верхом;
Преславно дело зря, дивится:
"Я мало таковых видал
Побед, коль долго я блистал,
Коль долго круг веков катится".
Как в клуб змия себя крутит,
Шипит, под камень жало кроет,
Орел когда шумя летит
И там парит, где ветр не воет;
Превыше молний, бурь, снегов
Зверей он видит, рыб, гад_о_в"
Пред росской так дрожит Орлицей,
Стесняет внутрь Хотин своих.
Но что? в стенах ли, может сих
Пред сильной устоять царицей?
Кто скоро толь тебя, Калчак,
Учит российской вдаться власти,
Ключи вручить в подданства знак
И большей избежать напасти?
Правдивой Аннин гнев велит,
Что падших перед ней щадит.
Ее взошли и там оливы*,
Где Вислы ток, где славный Рен*,
Мечем противник где смирен,
Извергли дух сердца кичливы.
О как красуются места,
Что иго лютое сброс_и_ли
И что на турках тягота,
Которую от них носили;
И варварские руки те,
Что их держали в тесноте,
В полов уже несут оковы;
Что ноги узами звучат,
Которы для отгнанья стад
Чужи поля топтать готовы.
Не вся твоя тут, Порта" казнь,
Не так теба смирять достойно,
Но большу нанести боязнь,
Что жить нам не дала спокойно.
Еще высоких мыслей страсть
Претит тебе вред Анной пасть?
Где можешь ты от ней укрыться?
Дамаск, Каир, Алепп сгорит;
Обставят росским флотом Крит;
Евфрат в твоей крови смутится.
Чинит премену что во всем?
Что очи блеском проницает?
Чистейшим с неба что лучем
И дневну ясность превышает?
Героев слышу весел клик!
Одеян в славу Аниин лик
Над звездны вечность взносит круги;
И правда, взяв перо злато,
В нетленной книге пишет то.
Велики коль ее заслуги.
Витийство, Пиндар, уст твоих
Тяжчае б Фивы обвинили.
Затем что о победах сих
Они б громчае возгласили.
Как прежде о красе Афин;
Россия как прекрасный крин
Цветет под Анниной державой.
В Китайских чтут ее стенах*,
И свет во всех своих концах
Исполнен храбрых россов славой.
Россия, коль счастлива ты
Под сильным Анниным покровом!
Какие видишь красоты
При сем торжествованьи новом!
Военных не страшися бед:
Бежит оттуду бранный вред,
Народ где Анну прославляет.
Пусть злобна зависть яд свой льет.
Пусть свой язык, ярясь, грызет;
То наша радость презирает.
Козацких поль заднестрской тать*
Разбит, прогн_а_н, как прах развеян,
Не смеет больше уж топтать,
С пшеницей где покой насеян.
Безбедно едет в путь купец,
И видит край волнам пловец,
Нигде не знал, плывя, препятства.
Красуется велик и мал;
Жить хочет век, кто в гроб желал;
Влекут к тому торжеств изрядства.
Пастух стада гоняет в луг
И лесом без боязни ходит;
Пришед, овец пасет где друг,
С ним песню новую заводит.
Солдатску храбрость хвалит в ней,
И жизни часть блажит своей,
И вечно тишины желает
Местам, где толь спокойно спит;
И ту, что от врагов хранит,
Простым усердьем прославляет.
Любовь России, страх врагов,
Страны полночной Героиня,
Седми пространных морь брегов*
Надежда, радость и богиня,
Велика Анна, ты доброт
Сияешь светом и щедрот, -
Прости, что раб твой к громкой славе,
Звучит что крепость сил твоих,
Придать дерзнул некрасной стих
В подданства знак твоей державе.
Между сентябрем и декабрем 1739
ОДА
на день рождения ее величества
государыни императрицы Елисаветы Петровны,
самодержицы всероссийския, 1746 года
В сей день, блаженная Россия,
Любезна небесам страна,
В сей день от высоты святыя
Елисавет тебе дана,
Воздвигнуть нам Петра по смерти,
Гордыню сопостатов стерти
И в ужас оных привести,
От грозных бед тебя избавить,
Судьей над царствами поставить
И выше облак вознести.
О дщерь гремящего над нами,
О мати всех племен земных,
Натура, чудная делами,
Как если тайн ты своих
Меня достойным быть судила,
И если слаба мыслей сила
Проникнуть может в твой чертог.
Представь мне оную годину
И купно бег светил по чину*,
Как вышний дал нам сей залог.
Сквозь тучи бывшия печали*,
Что лютый рок на нас навел,
Как горы о Петре рыдали
И понт в брегах своих ревел,
Сквозь страшны россам перемены,
Сквозь прах, войнами возмущенный,
Я вижу тот пресветлый час:
Там круг младой Елисаветы
Сияют счастливы планеты,
Я слышу там натуры глас.
Седя на блещущем престоле,
Составленном из твердых гор,
В пространном всех творений поле
Между стихий, смиряет спор;
Сосцами реки проливает
И теми всяку тварь питает.
Зелену ризу по лугам
И по долинам расширяя,
Из уст зефирами дыхая,
С веселием вещает к нам:
"Я с вами ныне торжествую,
Мне сих часов краснее нет.
Что Героиню таковую
В сей день произвела я в свет.
В ней хитрость вся моя и сила
Возможность крайню положила;
Я избрала счастливой знак
Надежду показать нелестну:
В пространну высоту небесну
Прилежно возведите зрак.
Се солнце бег свой пременяет
И к вам течет умножить день,
На север взор свой обращает
И оным прогоняет тень,
Являя, что Елисавета
В России усугубит света
Державой и венцем своим,
Ерм_и_й, наукам предводитель,
И Марс, на брани победитель,
Блистают совокупно с ним*.
Там муж, звездами испещренный*,
Свой светлый напрягает лук,
Диана* стрел_ы_ позлащенны
С ним мещет из прекрасных рук.
Се небо показует ясно.
Копь то с добротами согласно
Рожденныя в призн_а_ках сих:
От ней геройство с красотою
Повсюду миром и войною
Лучи пускают дней златых".
Сне предвестие природы
Хотя представило тогда,
Что ты возвеселишь народы,
О глав венчанных красота!
Но вяща радость восхищала
Взирающих и оживляла,
Когда даров твоих призн_а_к
Надежнее в лице открылся,
Что точно в нем изобразился
Родителей великий зрак.
В тебе прекрасный дом создали
Душе великой небеса,
Свое блистание влияли
В твои пресветлы очеса;
Лице всходящия денницы
И бодрость быстрый орлицы
И в н_е_жнейших являлись днях;
Уже младенческие взгляды
Предвозвещали те отрады,
Что бедным нынь отъемлют страх.
Ты суд и милость сопрягаешь,
Повинных с кротостью казнишь,
Без гневу злобных исправляешь,
Ты осужденных кровь щадишь.
Так Нил смиренно протекает.
Брегов своих он не терзает,
Но пользой выше прочих рек:
Своею сладкою водою,
В лугах зеленых пролитою,
Златой дает Египту век.
Как ясно солнце воссияло
Свой блеск впервые на тебя,
Уж счастье руку простирало,
Твои приятности любя,
Венец держало над главою
И возвышало пред тобою
Трофеи отческих побед,
Преславных чрез концы земные.
Коль счастлива была Россия,
Когда воззрела ты на свет!*
Тогда от радостной Полтавы
Победы Росской звук гремел,
Тогда не мог Петровой славы
Вместить вселенныя предел,
Тогда вандалы побежденны*
Главы имели преклонении
Еще при пеленах твоих;
Тогда предъявлено судьбою,
Что с трепетом перед тобою
Падут полки потомков их*.
О сладкой нежности обитель!
О вы, блаженные места,
Где храбрый г_о_тов победитель
Лобзал и в очи, и в уста
Впервые плод свой вожделенный,
Свой плод, меж лаврами рожденный,
Вас оных радостных времен
Любезна память услаждает,
И оный день вам пребывает
В бессчетны веки незабвен.
Но се различные языки
От рек великих и морей
Согласные возносят клики,
К тебе, монархине своей,
Сердца и руки простирают
И многократно повторяют:
"Да здравствует Елисавет,
Для росской славы днесь рожденна,
Да будет свыше укрепленна
Чрез множество счастливых лет".
Сие гласит тебе Россия
И купно с ней наук собор.
Предведущая Уран_и_я
Возводит к верьху быстрый взор,
Небесны беги наблюдает
И с радостию составляет
Венец тебе из новых звезд.
Тебе искусство землемерно
Пространство показать безмерно
Незнаемых желает мест.
Парящей поэз_и_и ревность
Дела твои превознесет,
Ни гнев стихий, ни ветха древность
Похвал твоих не пресечет;
Открыты естества уставы
Твоей умножат громкость славы,
Но всё художество свое
Тебе Ипп_о_крат посвящает
И усугубить тем желает
И век, и здравие твое.
Да будет тое невредимо,
Как верьх высокия горы
Взирает непоколебимо
Нам мрак и вредные пары;
Не может вихрь его достигнуть,
Ни громы страшные подвигнуть;
Взнесен к безоблачным странам.
Ногами тучи попирает,
Угрюмы бури презирает,
Смеется скачущим волнам.
Конец 1746
ОДА
на день восшествия на всероссийский престол
ее величества государыни императрицы
Елисаветы Петровны 1747 года
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина.
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют
И класы на полях желтеют;
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою;
Ты сыплешь щедрою рукою
Свое богатство по земли.
Великое светило миру,
Блистая с вечной высоты
На бисер, злато и порфиру,
На все земные красоты,
Во все страны свой взор возводит,
Но краше в свете не находит
Елисаветы и тебя.
Ты кроме той всего превыше;
Душа ее зефира тише,
И зрак прекраснее рая.
Когда на трон она вступила,
Как вышний подал ей венец,
Тебя в Россию возвратила,
Войне поставила конец*;
Тебя прияв облобызала:
Мне полно тех побед, сказала,
Для коих крови льется ток.
Я россов счастьем услаждаюсь,
Я их спокойством не меняюсь
На целый запад и восток.
Божественным устам приличен,
Монархиня, сей кроткий глас:
О коль достойно возвеличен
Сей день и тот блаженный час,
Когда от радостной премены
Петровы возвышали стены
До звезд плескание и клик!
Когда ты крест несла рукою*
И на престол взвела с собою
Доброт твоих прекрасный лик!
Чтоб слову с оными сравняться,
Достаток силы нашей мал;
Но мы не можем удержаться
От пения твоих похвал.
Твои щедроты ободряют
Наш дух и к бегу устремляют,
Как в понт пловца способный ветр
Чрез яры волны порывает;
Он брег с весельем оставляет;
Летит корма меж водных недр.
Молчите, пламенные звуки*,
И колебать престаньте свет;
Здесь в мире расширять науки
Изволила Елисавет.
Вы, наглы вихри, не дерзайте
Реветь, но кротко разглашайте
Прекрасны наши времена.
В безмолвии внимай, вселенна:
Се хощет лира восхищенна
Гласить велики имена.
Ужасный чудными делами
Зиждитель мира искони
Своими положил судьбами
Себя прославить в наши дни;
Послал в Россию Человека,
Каков неслыхан был от века.
Сквозь все препятства он вознес
Главу, победами венчанну,
Россию, грубостью попранну,
С собой возвысил до небес.
В полях кровавых Марс страшился,
Свой меч в Петровых зря руках,
И с трепетом Нептун чудился,
Взирая на российский флаг.
В стенах внезапно укрепленна
И зданиями окруженна,
Сомненная Нева* рекла:
"Или я ныне позабылась
И с оного пути склонилась,
Которым прежде я текла?"
Тогда божественны науки
Чрез горы, реки и моря
В Россию простирали руки,
К сему монарху говоря:
"Мы с крайним тщанием готовы
Подать в российском роде новы
Чистейшего ума плоды".
Монарх к себе их призывает*,
Уже Россия ожидает
Полезны видеть их труды.
Но ах, жестокая судьбина!
Бессмертия достойный муж,
Блаженства нашего причина,
К несносной скорби наших душ
Завистливым отторжен роком,
Нас в плаче погрузил глубоком!
Внушив рыданий наших слух,
Верьхи Парнасски восстенали,
И музы воплем провождали
В небесну дверь пресветлый дух.
В толикой праведной печали
Сомненный их смущался путь;
И токмо шествуя желали
На гроб и на дела взглянуть.
Но кроткая Екатерина*,
Отрада по Петре едина,
Приемлет щедрой их рукой.
Ах если б жизнь ее продлилась,
Давно б Секвана постыдилась
С своим искусством пред Невой!
Какая светлость окружает
В толикой горести Парнас?
О коль согласно там бряцает
Приятных струн сладчайший глас!
Все холмы покрывают лики;
В долинах раздаются клики:
Великая Петрова дщерь
Щедроты отчи превышает,
Довольство муз усугубляет
И к счастью отверзает дверь.
Великой похвалы достоин,
Когда число своих побед
Сравнить сраженьям может воин
И в поле весь свой век живет;
Но ратники, ему подвластны,
Всегда хвалы его причастны,
И шум в полках со всех сторон
Звучащу славу заглушает,
И грому труб ее мешает
Плачевный побежденных стон.
Сия тебе единой слава,
Монархиня, принадлежит,
Пространная твоя держава
О как тебе благодарит!
Воззри на горы превысоки,
Воззри в поля свои широки,
Где Волга, Днепр, где Обь течет;
Богатство, в оных потаенно,
Наукой будет откровенно,
Что щедростью твоей цветет.
Толикое земель пространство
Когда всевышний поручил
Тебе в счастливое подданство,
Тогда сокровища открыл,
Какими хвалится Индия;
Но требует к тому Россия
Искусством утвержденных рук.
Сие злат_у_ очистит жилу;
Почувствуют и камни силу
Тобой восставленных наук.
Хотя всегдашними снегами
Покрыта северна страна,
Где мерзлыми борей крылами
Твои взвевает знамена;
Но бог меж льдистыми горами
Велик своими чудесами:
Там Лена чистой быстриной,
Как Нил, народы напояет
И бреги наконец теряет,
Сравнившись морю шириной.
Коль многи смертным неизвестны
Творит натура чудеса,
Где густостью животным тесны
Стоят глубокие леса,
Где в роскоши прохладных теней
На пастве скачущих еленей
Ловящих крик не разгонял;
Охотник где не метил луком;
Секирным земледелец стуком
Поющих птиц не устрашал.
Широкое открыто поле,
Где музам путь свой простирать!
Твоей великодушной воле
Что можем за сие воздать?
Мы дар твой до небес прославим
И знак щедрот твоих поставим,
Где солнца всход и где Амур
В зеленых берегах крутится,
Желая паки возвратиться
В твою державу от Манжур.
Се мрачной вечности запону
Надежда отверзает нам!
Где нет ни правил, ни закону,
Премудрость тамо зиждет храм;
Невежество пред ней бледнеет.
Там влажный флота путь белеет,
И море тщится уступить:
Колумб российский* через воды
Спешит в неведомы народы
Твои щедроты возвестить.
Там тьмою островов посеян,
Реке подобен Океан*;
Небесной синевой одеян,
Павлина посрамляет вран.
Там тучи разных птиц летают,
Что пестротою превышают
Одежду нежныя весны;
Питаясь в рощах ароматных
И плавая в струях приятных,
Не знают строгий зимы.
И се Минерва ударяет*
В верьхи Рифейски копием;
Сребро и злато истекает
Во всем наследии твоем.
Плутон в расселинах мятется,
Что россам в руки предается
Драгой его металл из гор,
Который там натура скрыла;
От блеску дневного светила
Он мрачный отвращает взор.
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовет от стран чужих,
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
Науки юношей питают*,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастной случай берегут;
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха.
Науки пользуют везде,
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наед_и_не,
В покое сладки и в труде.
Тебе, о милости источник,
О ангел мирных наших лет!
Всевышний на того помощник,
Кто гордостью своей дерзнет,
Завидя нашему покою,
Против тебя восстать войною;
Тебя зиждитель сохранит
Во всех путях беспреткновенну
И жизнь твою благословенну
С числом щедрот твоих сравнит.
Конец 1747
УТРЕННЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О БОЖИЕМ ВЕЛИЧЕСТВЕ
Уже прекрасное светило
Простерло блеск свой по земли
И божия дела открыло:
Мой дух, с веселием внемли;
Чудяся ясным толь лучам,
Представь, каков зиждитель сам!
Когда бы смертным толь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око
Могло, приближившись, воззреть,
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно Океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов;
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят.
Сия ужасная громада
Как искра пред тобой одна.
О коль пресветлая лампада
Тобою, боже, возжжена
Для наших повседневных дел,
Что ты творить нам повелел!
От мрачной ночи свободились
Поля, бугры, моря и лес
И взору нашему открылись,
Исполнении твоих чудес.
Там всякая взывает плоть:
Велик зиждитель наш господь!
Светило дневное блистает
Лишь только на поверхность тел;
Но взор твой в бездну проницает.
Не зная никаких предел.
От светлости твоих очей
Лиется радость твари всей.
Творец! покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред тобою
Всегда творити научи,
И, на твою взирая тварь,
Хвалить тебя, бессмертный царь.
1743(?)
ВЕЧЕРНЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О БОЖИЕМ ВЕЛИЧЕСТВЕ
ПРИ СЛУЧАЕ ВЕЛИКОГО СЕВЕРНОГО СИЯНИЯ
Лице свое скрывает день!
Поля покрыла мрачна ночь;
Взошла на горы черна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Песчинка как в морских волнах*,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!
Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы божества
Там равна сила естества.
Но где ж, натура, твой закон?
С полночных стран встает заря!
Не солнце ль ставит там свой трон?
Не льдисты ль мещут огнь моря?
Се хладный пламень нас покрыл!
Се в ночь на землю день вступил!
О вы, которых быстрый зрак
Пронзает в книгу вечных прав,
Которым малый вещи знак
Являет естества устав,
00Вам путь известен всех планет, -
Скажите, что нас так мятет?
Что зыблет ясный ночью луч?
Что тонкий пламень в твердь разит?
Как молния без грозных туч
Стремится от земли в зенит?
Как может быть, чтоб мерзлый пар
Среди зимы рождал пожар?
Там спорит жирна мгла с водой;
Иль солнечны лучи блестят,
Склонясь сквозь воздух к нам густой;
Иль тучных гор верьхи горят;
Иль в море дуть престал зефир,
И гладки волны бьют в эфир.
Сомнений полон ваш ответ
О том, что окрест ближних мест.
Скажите ж, коль пространен свет?
И что малейших дале звезд?
Несведом тварей вам конец?
Скажите ж, коль велик творец?
1743
"Я ЗНАК БЕССМЕРТИЯ СЕБЕ ВОЗДВИГНУЛ"
* * * *
Устами движет бог; я с ним начну вещать.
Я тайности свои и небеса отверзу,
Свидения ума священного открою.
Я дело стану петь, несведомое прежним!
Ходить превыше звезд влечет меня охота,
И облаком нестись, презрев земную низкость.
1747
* * *
Я знак бессмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный Аквилон сотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.
Не вовсе я умру; но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.
Где быстрыми шумит струями Авфид,
Где Давнус царствовал в простом народе,
Отечество мое молчать не будет,
Что мне беззнатной род препятством не был,
Чтоб внесть в Италию стихи эольски
И перьвому звенеть Алцейской лирой.
Взгордися праведной заслугой, муза,
И увенчай главу дельфийским лавром.
1747
* * *
Ночною темнотою
Покрылись небеса,
Все люди для покою
Сомкнули уж глаза.
Внезапно постучался
У двери Купидон,
Приятной перервался
В начале самом сон.
"Кто так стучится смело?" -
Со гневом я вскричал.
"Согрей обмерзло тело, -
Сквозь дверь он отвечал. -
Чего ты устрашился?
Я мальчик, чуть дышу,
Я ночью заблудился,
Обмок и весь дрожу".
Тогда мне жалко стало,
Я свечку засветил,
Не медливши нимало
К себе его пустил.
Увидел, что крилами
Он машет за спиной,
Колчан набит стрелами,
Лук стянут тетивой.
Жалея о несчастье,
Огонь я разложил
И при таком ненастье
К камину посадил.
Я теплыми руками
Холодны руки мял,
Я крылья и с кудрями
Досуха выжимал.
Он чуть лишь ободрился,
"Каков-то, - молвил, - лук,
В дожже, чать, повредился".
И с словом стрёлил вдруг.
Тут грудь мою пронзила
Преострая стрела
И сильно уязвила,
Как злобная пчела.
Он громко засмеялся
И тотчас заплясал.
"Чего ты испугался? -
С насмешкою сказал. -
Мой лук еще годится,
И цел и с тетивой:
Ты будешь век крушиться
Отнынь, хозяин мой".
1747
* * *
Лишь только дн_е_вной шум замолк,
Надел пастушье платье волк
И взял пастушей посох в лапу,
Привесил к поясу рожок,
На уши вздел широку шляпу
И крался тихо сквозь лесок
На ужин для добычи к стаду.
Увидев там, что Жучко спит,
Обняв пастушку, Фирс храпит,
И овцы все лежали сряду,
Он мог из них любую взять;
Но, не довольствуясь убором,
Хотел прикрасить разговором
И именем овец назвать.
Однако чуть лишь пасть разинул,
Раздался в роще волчей вой.
Пастух свой сладкой сон покинул,
И Жучко с ним бросился в бой;
Один дубиной гостя встретил,
Другой за горло ухватил;
Тут поздно бедной волк приметил,
Что чересчур перемудрил,
В полах и в рукавах связался
И волчьим голосом сказался.
Но Фирс недолго размышлял,
Убор с него и кожу снял.
Я притчу всю коротким толком
Могу вам, господа, сказать:
Кто в свете сем родился волком,
Тому лисицой не бывать.
1747
ПИСЬМО
к его высокородию Ивану Ивановичу Шувалову
Прекрасны летни дни, сияя на исходе,
Богатство с красотой обильно сыплют в мир;
Надежда радостью кончается в народе;
Натура смертным всем открыла общий пир.
Созрелые плоды древа отягощают
И кажут солнечным румянец свой лучам!
И руку жадную пригожством привлекают;
Что снят своей рукой, тот слаще плод устам.
Сие довольствие и красота всеместна
Не токмо жителям обильнейших полей
Полезной роскошью является прелестна,
Богинь влечет она приятностью своей.
Чертоги светлые, блистание металлов
Оставив, на поля спешит Елисавет;
Ты следуешь за ней, любезный мой Шувалов,
Туда, где ей Цейлон и в севере цветет*,
Где хитрость мастерства, преодолев природу,
Осенним дням дает весны прекрасной вид
И принуждает вверьх скакать высоко воду,
Хотя ей тягость вниз и жидкость течь велит.
Толь многи радости, толь разные утехи
Не могут от тебя Парнасских гор закрыть.
Тебе приятны коль российских муз успехи,
То можно из твоей любви к ним заключить.
Ты, будучи в местах, где нежность обитает,
Как взглянешь на поля, как взглянешь на плоды,
Воспомяни, что мой покоя дух не знает,
Воспомяни мое раченье и труды.
Меж стен и при огне лишь только обращаюсь;
Отрада вся, когда о лете я пишу;
О лете я пишу, а им не наслаждаюсь
И радости в одном мечтании ищу.
Однако лето мне с весною возвратится,
Я оных красотой и в зиму наслаждусь,
Когда мой дух твоим приятством ободрится,
Которое взнести я на Парнас потщусь.
18 августа 1750
ПИСЬМО О ПОЛЬЗЕ СТЕКЛА
к высокопревосходительному господину генералу-поручику, действительному
ее императорского величества камергеру, Московского университета куратору и
орденов Белого Орла, Святого Александра и Святыя Анны кавалеру
Ивану Ивановичу Шувалову,
писанное 1752 года
(Отрывок)
<..>
Взирая в древности народы изумленны,
Что греет, топит, льет и светит огнь возжженный,
Иные божеску ему давали честь;
Иные, знать хотя, кто с неба мог принесть,
Представили в своем мечтанье Прометея,
Что, многи на земли художества умея,
Различные казал искусством чудеса:
За то Минервою был взят на небеса;
Похитил с солнца огнь и смертным отдал в руки.
Зевес воздвиг свой гнев, воздвиг ужасны звуки.
Продерзкого к горе великой приковал
И сильному орлу на растерзанье дал.
Он сердце завсегда коварное терзает,
На коем снова плоть на муку вырастает.
Там слышен страшный стон, там тяжка цепь звучит;
И кровь, чрез камни вниз текущая, шумит,
О коль несносна жизнь! позорище ужасно!
Но в просвещенны дни сей вымысл видим ясно.
Пииты украшать хотя свои стихи,
Описывали казнь за мнимые грехи.
Мы пламень солнечный Стеклом здесь получаем
И Прометея тем безбедно подражаем.
Ругаясь подлости нескладных оных врак,
Небесным без греха огнем курим табак;
И только лишь о том мы думаем, жалея.
Не свергла ль в пагубу наука Прометея?*
Не злясь ли на него, невежд свирепых полк
На знатны вымыслы сложил неправой толк?
Не наблюдал ли звезд тогда сквозь Телескопы,
Что ныне воскресил труд счастливой Европы?
Не огнь ли он Стеклом умел сводить с небес
И пагубу себе от варваров нанес.
Что предали на казнь, обнесши чародеем?
Коль много таковых примеров мы имеем,
Что зависть, скрыв себя под святости покров,
И груба ревность с ней, на правду строя ков,
От самой древности воюют многократно,
Чем много знания погибло невозвратно!
Коль точно знали б мы небесные страны,
Движение планет, течение луны,
Когда бы Аристарх завистливым Клеантом
Не назван был в суде неистовым Гигантом,
Дерзнувшим землю всю от тверди потрясти,
Круг центра своего, круг солнца обнести;
Дерзнувшим научать, что все домашни боги
Терпят великой труд всегдашний дороги;
Вертится вкруг Нептун, Диана и Плутон
И страждут ту же казнь, как дерзкой Иксион;
И неподвижная земли богиня Веста
К упокоению сыскать не может места.
Под видом ложным сих почтения богов
Закрыт был звездный мир чрез множество веков.
Боясь падения неправой оной веры,
Вели всегдашню брань с наукой лицемеры,
Дабы она, открыв величество небес
И разность дивную неведомых чудес,
Не показала всем, что непостижна сила
Единого творца весь мир сей сотворила;
Что Марс, Нептун, Зевес, всё сонмище богов
Не стоят тучных жертв, ниж_е_ под жертву дров;
Что агньцов и волов жрецы едят напрасно;
Сие одно, сие казалось быть опасно.
Оттоле землю все считали посреде.
Астр_о_ном весь свой век в бесплодном был труде,
Запутан циклами*, пока восстал Коперник,
Презритель зависти и варварству соперник.
В средине всех планет он солнце положил,
Сугубое земли движение открыл.
Однем круг центра путь вседневный совершает,
Другим круг солнца год теченьем составляет,
Он циклы истинной Системой растерзал
И правду точностью явлений доказал.
Потом Гугении, Кеплеры и Невтоны,
Преломленных лучей в Стекле познав законы,
Разумной подлинно уверили весь свет,
Коперник что учил, сомнения в том нет.
Клеантов не боясь, мы пишем все согласно,
Что истине они противятся напрасно.
В безмерном углубя пространстве разум свой,
Из мысли ходим в мысль, из света в свет иной.
Везде божественну премудрость почитаем,
В благоговении весь дух свой погружаем.
Чудимся быстрине, чудимся тишине,
Что бог устроил нам в безмерной глубине.
В ужасной скорости и купно быть в покое,
Кто чудо сотворит кроме его такое?
Нас больше таковы идеи веселят,
Как, божий некогда описывая град,
Вечерний Августин душею веселился.
О коль великим он восторгом бы пленился,
Когда б разумну тварь толь тесно не включал,
Под нами б жителей как здесь не отрицал,
Без Математики вселенной бы не мерил!
Что есть Америка, напрасно он не верил:
Доказывает то подземной катол_и_к,
Кадя златой его в костелах новых* лик.
Уже Колумбу вслед, уже за Магелланом
Круг света ходим мы великим Океаном
И видим множество божественных там дел,
Земель и островов, людей, градов и сел,
Незнаемых пред тем и странных нам животных,
Зверей, и птиц, и рыб, плодов и трав несчетных.
Возьмите сей пример, Клеанты, ясно вняв,
Коль много Августин в сем мнении неправ*;
Он слово божие употреблял напрасно.
В Системе света вы то ж делаете власно.
Во зрительных трубах Стекло являет нам,
Колико дал творец пространство небесам.
Толь много солнцев в них пылающих сияет,
Недвижных сколько звезд нам ясна ночь являет.
Круг солнца нашего, среди других планет,
Земля с ходящею круг ней луной течет,
Которую хотя весьма пространну знаем,
Но к свету применив, как точку представляем.
Коль созданных вещей пространно естество!
О коль велико их создавше божество!
О коль велика к нам щедрот его пучина,
Что н_а_ землю послал возлюбленного сына!
Не погнушался он на малой шар сойти,
Чтобы погибшего страданием спасти.
Чем меньше мы его щедрот достойны зримся
Тем больше благости и милости чудимся
Стекло приводит нас чрез Оптику к сему
Прогнав глубокую неведения тьму!
Преломленных лучей пределы в нем неложны
Поставлены творцем; другие невозможны.
В благословенной наш и просвещенной век
Чего не мог дойти по оным человек? <...>
Декабрь 1752
СТИХИ, СОЧИНЕННЫЕ НА ДОРОГЕ В ПЕТЕРГОФ,
когда я в 1761 году ехал просить
о подписании привилегии для академии,
быв много раз прежде за тем же
Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,
Но в самой истине ты перед нами царь;
Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен!
Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен,
Что видишь, всё твое; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.
Лето 1761
РАЗГОВОР С АНАКРЕОНОМ
Анакреон
Ода I
Мне петь было о Трое,
О Кадме мне бы петь,
Да гусли мне в покое
Любовь велят звенеть.
Я гусли со струн_а_ми
Вчера переменил
И славными делами
Алкида возносил;
Да гусли поневоле
Любовь мне петь велят,
О вас, герои, боле,
Прощайте, не хотят.
Ломоносов
Ответ
Мне петь было о нежной,
Анакреон, любви;
Я чувствовал жар прежней
В согревшейся крови,
Я бегать стал перстами
По тоненьким струнам
И сладкими словами
Последовать стопам.
Мне струны поневоле
Звучат геройский шум.
Не возмущайте боле,
Любовны мысли, ум;
Хоть нежности сердечной
В любви я не лишен,
Героев славой вечной
Я больше восхищен.
Анакреон
Ода XXIII
Когда бы нам возможно
Жизнь было продолж_и_ть,
То стал бы я не ложно
Сокровища копить,
Чтоб смерть в мою годину,
Взяв деньги, отошла
И, за отк_у_п кончину
Отсрочив, жить дала;
Когда же я то знаю,
Что жить положен срок,
На что крушусь, вздыхаю,
Что мзды скопить не мог;
Не лучше ль без терзанья
С приятельми гулять
И нежны воздыханья
К любезной посылать.
Ломоносов
Ответ
Анакреон, ты верно
Великой философ,
Ты делом равномерно
Своих держался слов.
Ты жил по тем законам,
Которые писал,
Смеялся забобонам,
Ты петь любил, плясал;
Хоть в вечность ты глубоку
Не чаял больше быть,
Но славой после року
Ты мог до нас дожить;
Возьмите прочь Сенеку,
Он правила сложил
Не в силу человеку,
И кто по оным жил?
Анакреон
Ода XI
Мне девушки сказали:
"Ты дожил старых лет",
И зеркало мне дали:
"Смотри, ты лыс и сед".
Я не тужу ни мало,
Еще ль мой волос цел.
Иль темя гладко стало,
И весь я побелел;
Лишь в том могу божиться,
Что должен старичок
Тем больше веселиться,
Чем ближе видит рок.
Ломоносов
Ответ
От зеркала сюда взгляни, Анакреон,
И слушай, что ворчит, нахмурившись, Катон:
"Какую вижу я седую обезьяну?
Не злость ли адская, такой оставя шум,
От ревности на смех склонить мой хочет ум?
Однако я за Рим, за вольность твердо стану,
Мечтаниями я такими не смущусь
И сим от Кесаря кинжалом свобожусь".
Анакреон, ты был роскошен, весел, сладок,
Катон старался ввесть в республику порядок;
Ты век в забавах жил и взял свое с собой,
Его угрюмством в Рим не возвращен покой;
Ты жизнь употреблял как временну утеху,
Он жизнь пренебрегал к республики успеху;
Зерном твой отнял дух приятной виноград*,
Ножем он сам, себе был смертный супостат;
Беззлобно роскошь в том была тебе причина,
Упрямка славная была ему судьбина;
Несходства чудны вдруг и сходства понял я,
Умнее кто из вас, другой будь в том судья.
Анакреон
Ода XXVIII
Мастер в живопистве первой*,
Первой в Родской стороне,
Мастер, научен Минервой,
Напиши любезну мне.
Напиши ей кудри черны,
Без искусных рук уборны,
С благовонием духов,
Буде способ есть таков.
Дай из роз в лице ей крови
И как снег представь белу,
Проведи дугами брови
По высокому челу,
Не сведи одну с другою.
Не расставь их меж собою,
Сделай хитростью своей,
Как у девушки моей;
Цвет в очах ея небесной,
Как Минервин, покажи
И Венерин взор прелестной
С тихим пламенем вложи,
Чтоб уста без слов вещали
И приятством привлекали
И чтоб их безгласна речь
Показалась медом течь;
Всех приятностей затеи
В подбородок умести
И кругом прекрасной шеи
Дай лилеям расцвести,
В коих нежности дыхают,
В коих прелести играют
И по множеству отрад
Водят усумненной взгляд;
Надевай же платье ало
И не тщись всю грудь закрыть,
Чтоб, ее увидев мало,
И о прочем рассудить.
Коль изображенье мочно.
Вижу здесь тебя заочно,
Вижу здесь тебя, мой свет;
Молви ж, дорогой портрет.
Ломоносов
Ответ
Ты счастлив сею красотою
И мастером, Анакреон,
Но счастливей ты собою
Чрез приятной лиры звон;
Тебе я ныне подражаю
И живописца избираю.
Дабы потщился написать
Мою возлюбленную Мать.
О мастер в живопистве первой,
Ты первой в нашей стороне,
Достоин быть рожден Минервой,
Изобрази Россию мне,
Изобрази ей возраст зрелой
И вид в довольствии веселой,
Отрады ясность по челу
И вознесенную главу;
Потщись представить члены здравы,
Как д_о_лжны у богини быть,
По пл_е_чам волосы кудрявы
Признаком бодрости завить,
Огонь вложи в небесны очи
Горящих звезд в средине ночи,
И брови выведи дугой,
Что кажет после туч покой*;
Возвысь сосцы, млеком обильны,
И чтоб созревша красота
Являла мышцы, руки сильны,
И полны живости уста
В беседе важность обещали
И так бы слух наш ободряли,
Как чистой голос лебедей,
Коль можно хитростью твоей;
Одень, одень ее в порфиру,
Дай скипетр, возложи венец,
Как должно ей законы миру
И распрям предписать конец;
О коль изображенье сходно,
Красно, любезно, благородно,
Великая промолви Мать,
И повели войнам престать.
Между 1758 и 1761
ПРИМЕЧАНИЯ
Ода... на взятие Хотина 1739 года. - Написана в связи со взятием 19
августа 1739 г. русскими войсками турецкой крепости Хотин в Молдавии.
Известие об этой победе застало Ломоносова в Германии, куда он был послан
Академией наук учиться горному делу. Помимо занятий по академическому плану
студент Ломоносов много трудился в литературной области. К середине августа
1739 г. он уже сделал несколько стихотворных переводов, а также в основном
закончил работу над "Письмом о правилах российского стихотворства". "Ода на
взятие Хотина" была приложена Ломоносовым к "Письму" в качестве
художественного примера нового стихотворства и отослана в Российское
собрание при Академии наук, которое занималось вопросами русского языка,
литературы, научного и художественного перевода. Глубокую и проникновенную
оценку этой оде (не только литературную, но и историко-философскую) дал в
"Путешествии из Петербурга в Москву" Радищев: "Необыкновенность слога,
сила выражения, изображения, едва не дышащие, изумили читающих сие новое
произведение. И сие первородиое чадо стремящегося воображения по
непреложному пути в доказательство, с другими купно, послужило, что когда
народ направлен единожды к усовершенствованию, он к славе идет не одною
тропинкою, но многими стезями вдруг". Белинский считал, что новая русская
литература началась именно с "Оды на взятие Хотина".
Верьх горы высокой... - Парнас.
Ключ молчит... - имеется в виду Кастальский ключ.
Чистых сестр... - то есть муз.
К российской силе так стремятся, // Кругом объехав, тьмы татар... - В
начале хотинского сражения русские войска со всех сторон были окружены
неприятелем.
Род отверженной рабы... - "агаряне".
За Тигр, Стамбул, своих заграбь... - то есть: Стамбул, уведи свои
войска за реку Тигр.
Магметов стыд... - имеется в виду позорное бегство турок (магометан по
вероисповеданию).
Герой открылся... - Петр I.
При Донских струях... - подразумевается Азовский поход Петра в 1696 г.
Персы в жаждущих степях... - имеется в виду Персидский поход русских
войск в 1722 г.; ср. этот стих со строкой из пушкинского "Анчара": "Природа
жаждущих степей..."
Смиритель стран Казанских... - Иван Грозный, покоривший Казань и
Астрахань (ср. далее: "Каспийски воды...").
Луна стыдилась сраму их... - полумесяц - символическое обозначение
Турции.
Взошли и там оливы... - то есть: мир наступил и там.
Где Вислы ток, где славный Рен... - Ломоносов намекает на взятие
русскими Данцига (города на Висле) в 1734 г. и продвижение их к Рейну (Рену)
в том же году, что побудило Францию ускорить подписание мира с союзницей
России Австрией.
В Китайских чтут ее стенах... - 28 апреля 1732 г. в Россию прибыло
китайское посольство, заверившее Анну Иоанновну в дружеских отношениях Китая
к России.
Заднестрской тать... - живущий за Днестром (татарский) грабитель.
Седми пространных морь... - семи морей, омывающих Россию: Мурманского
(Баренцева), Белого, Балтийского, Камчатского (Охотского), Черного,
Каспийского и Азовского.
Ода на день рождения... Елнсаветы Петровны... 1746 года. - Приурочена к
37-летию со дня рождения императрицы. С приходом Елизаветы Петровны к власти
(ноябрь 1742 г.) позиции "немецкой партии" при дворе заметно ослабли. Еще в
царствование Анны Иоанновны, при которой полновластным правителем России был
ее фаворит Бирон, русские придворные возлагали большие надежды на Елизавету.
Ее называли "искрой Петра Великого". Взойдя на престол, Елизавета Петровна
приблизила к себе русских, отменила смертную казнь (что имело немаловажное
воздействие на ее окружение в условиях, когда память о зверствах Бирона еще
была свежа). К моменту написания оды исполнилось пять лет пребывания
Елизаветы у власти. В 1746 г. Ломоносов стал "профессором химии", то есть
действительным членом Академии наук; после неоднократных представлений
Ломоносова в том же году была открыта под его началом первая в России
химическая лаборатория. Он был полон самых радужных надежд на "щедроты" и
благосклонность императрицы к развитию русской науки. Отсюда -
оптимистическая настроенность, уверенно-радостная интонация всего
стихотворения.
И купно бег светил по чину... - В Петербургской Академии наук, как,
впрочем, во всех европейских академиях, ученые (астрономы, физики,
математики) помимо научной работы занимались еще и астрологией, предсказывая
монархам и придворным их судьбу по движению планет. Далее (начиная со слов:
"Се солнце бег свой пременяет...") Ломоносов очень тонко обыгрывает
астральную символику в чисто просветительских целях, пытаясь внушить
Елизавете мысль о том, что процветание государства зависит от развития
наук.
Тучи бывшая печали... - имеется в виду скорбь об умершем Петре.
Страшны россам перемены... - подразумеваются дворцовые перевороты,
предшествовавшие воцарению Елизаветы и последовавшие сразу после смерти
Петра.
Круг младой Елисаветы... - вокруг "младой Елисаветы".
Ермий, наукам предводитель, // И Марс, на брани победитель, //
Блистают совокупно с ним... - то есть: планеты Меркурий (Ермий) и Марс
вместе с Солнцем. Сам Ломоносов к этим словам сделал такое примечание: "Во
время рождения ея императорского величества планеты Меркурий и Марс стояли в
одном знаке с солнцем". Но это только материал для создания поэтического
образа. Образ же говорит о том, что слава (Солнце) и военная мощь (Марс)
государства непосредственно связаны с развитием наук (Ермий).
Муж, звездами испещренный... Диана... - "Луна тогда стояла в созвездии
Стрельца", - поясняет Ломоносов. Этот факт служит ему поводом для создания
аллегорической картины: Геройство (созвездие Стрелец) и Красота (богиня
Диана) через посредство войны (Стрелец) и мира (Диана) испускают "лучи"
(стрелы) благоденствия ("дней златых") на Россию.
Когда воззрела ты на свет! - Елизавета родилась в год Полтавской победы
(1709).
Вандалы побежденны... - имеются в виду шведы.
Падут полки потомков их. - В войне 1741-1743 гг., уже при Елизавете,
шведы потерпели поражение.
Ода на день восшествия... Елисаветы Петровны 1747 года. - В 1747 г.
правительство Елизаветы увеличило ассигнования на академические нужды.
Пожалуй, лишь в "хотинской" оде лирический "восторг" может сравниться по
силе и искренности с эмоциональным подъемом оды 1747 г. Дело здесь, конечно
же, не в частичном улучшении академического бюджета самом по себе. Деле в
том, что этот факт дал Ломоносову возможность воспеть самую задушевную его
идею - идею высокой национально-государственной и нравственной пользы наук.
Ода 1747 года по праву является одним из самых популярных поэтических
произведений Ломоносова. Как по тематике (Родина, науки, прославление
"тишины", мира), так и по художественной отделке это стихотворение не имеет
себе подобных в одической поэзии того времени.
Войне поставила конец... - Война со шведами 1741-1743 гг. закончилась
несколько месяцев спустя после коронации Елизаветы.
Когда ты крест несла рукою... - Ломоносов напоминает Елизавете о том,
как начался дворцовый переворот 25 ноября 1741 г., приведший ее к власти
("Петрова дщерь" вышла к преображенцам с крестом в руке и привела их к
присяге как государыня).
Пламенные звуки... - метафорическое определение войны.
Сомненная Нева... - Нева как бы не узнает своих берегов в том месте,
где вырос Петербург.
Монарх к себе их призывает... - Задумав основать Академию наук, Петр
вел переговоры с крупнейшими учеными Европы (Лейбницем, Вольфом и др.) в
целях привлечения их в Россию.
Завистливым отторжен роком... - имеется в виду смерть Петра.
Кроткая Екатерина... - Екатерина I, вдова Петра. При ней 27 декабря
1725 г. была открыта Петербургская Академия наук. Колумб российский... -
Ломоносов имеет в виду одного из руководителей так называемой Второй
Камчатской экспедиции А. И. Чирикова.
Там, тьмою островов посеян, // Реке подобен Океан... - Предполагают,
что Ломоносов говорит здесь о Курильских островах и Курильском течении,
проходящем с севера на юг вдоль берегов Камчатки, Курильских островов к
северным берегам Японии.
И се Минерва ударяет... - аллегорическая картина проникновения науки
(мудрой Минервы) в тайную сокровищницу природы, олицетворяемую далее в
образе Плутона; в 1745 г. на Урале было открыто первое коренное
месторождение золота, положившее начало его промышленной добыче.
Науки юношей питают... - эта строфа является вольной поэтической
разработкой темы, заимствованной из речи Цицерона "В защиту поэта Архия".
Утреннее размышление о божием величестве. - Среди ученых существует
мнение, что эти стихи излагают научную трактовку физических процессов,
происходящих на Солнце. Естественнонаучная основа поэтического образа здесь
очевидна. Однако было бы неверно считать, что "Утреннее размышление"
является рифмованным трактатом по физике Солнца. Научная картина солнечной
активности с самого начала "растворена" в эмоции поэта: здесь мы имеем дело
не с научным изложением определенной концепции, но именно с лирическим
переживанием истины.
"Когда бы смертным толь высоко // Возможно было возлететь..." Поэту
одиноко на той высоте, на которую он поднялся силою своей фантазии. Он хочет
поделиться со всеми людьми тайной, пока что доступной только ему. По
Ломоносову, быть человеком в полном смысле слова значит быть творцом,
приумножающим красоту и богатство окружающего мира, стремящегося в
исчерпывающей полноте постичь мир и себя в нем. По сути дела, эти стихи
говорят о необходимости "божия величества" в каждом человеке.
Вечернее размышление о божием величестве... - Здесь так же, как в
"Утреннем размышлении", научная проблема (физическая природа северных
сияний) служит только поводом для взволнованного поэтического монолога о
"чудесах натуры" и не менее взволнованного диалога с представителями
"книжной" науки, чьи умозрительные гипотезы Ломоносов разбивает, опираясь не
на формальную логику, а на логику самого явления, на те характеристики
полярных сиянии, которыми их наделяет природа я которые не соответствуют
"смутным грезам вымыслов" кабинетных ученых: именно этим определяется
пафос строк, обращенных к ним, - "О вы, которых быстрый зрак..." и т. д.
Песчинки как в морских волнах... - вся эта строфа оказала заметное
влияние на поэтов последующих поколения. Так, например, Батюшков в
стихотворении "К другу" (1815) пишет: "Как в воздухе перо кружится здесь и
там, // Как в вихре тонкий прах летает, // Как судно без руля стремится по
волнам // И вечно пристани не знает, - // Так ум мой посреди сомнений
погибал". Точно так же многие строки знаменитых "ночных" стихотворении
Тютчева, в которых человек стоит "лицом к лицу пред пропастию темной" с
"умом упраздненным" и "мыслью осиротелой" были бы, пожалуй, невозможны в XIX
в., если бы в XVIII в. Ломоносов уже не сказал: "Так я, в сей бездне
углублен, // Теряюсь, мысльми утомлен!" (ср. еще тютчевское: "В душе своей,
как в бездне, погружен...").
"Устами движет бог; я с ним начну вещать..." - стихотворение является
переложением отрывка из 15-й (заключительной) книги "Метаморфоз" Овидия, где
великий греческий философ и математик Пифагор излагает свое учение о вечном
единстве мира, о бессмертии человеческого Духа.
"Я знак бессмертия себе воздвигнул..." - перевод оды Горация. После
Ломоносова к этой оде обращались Державин и Пушкин (в XX в. - Брюсов).
"Ночною темнотою..." - перевод стихотворения, приписываемого
Анакреону. Тема этого стихотворения была популярной у многих русских поэтов
от Державина до Блока.
"Лишь только дневной шум замолк..." - переложение одной из басен
Лафонтена.
Письмо к... Ивану Ивановичу Шувалову. - Относится к началу знакомства
Ломоносова с "меценатом".
Цейлон и в севере цветет... - Ломоносов говорит здесь об оранжереях
дворца в Царском Селе.
Меж стен и при огне... - имеется в виду работа Ломоносова по
изготовлению цветных стекол в химической лаборатории; Ломоносов провел более
4000 (!) опытов, прежде чем открыл секрет производства рубинового стекла.
Письмо о пользе Стекла. - Выдающийся образец европейской
философско-дидактической поэзии XVIII в. В помещенном здесь отрывке из поэмы
рассказывается о борьбе ученых с врагами истины - церковниками и разного
рода лицемерами. Стекло здесь выступает не только как материал для
изготовления оптических приборов, но и как вернейший путь к постижению
истины, не искаженной, не загрязненной ни предрассудками, ни алчностью, ни
людской злобой.
Не свергла ль в пагубу наука Прометея?.. Не огнь ли он Стеклом умел
сводить с небес,..? - попытка Ломоносова (в строгом соответствии с темой
произведения) объяснить миф о Прометее с просветительских позиций,
представив легендарного титана первым ученым древнего мира.
Запутан циклами... - По системе Птолемея, принятой средневековыми
учеными, планеты двигались вокруг Земли по орбитам (кругам, циклам),
называемым "дифферентами"; кроме того, каждая планета двигалась по
дифференту не прямо, а вокруг него, как бы обволакивая, опутывая эту свою
большую орбиту по особому кругу - эпициклу.
В костелах новых... - то есть в католических храмах, основанных
испанцами в Латинской Америке.
Коль много Августин в сем мнении неправ... - ср. ироническое
обыгрывание этой строки в "Евгении Онегине: "Защитник вольности и прав // В
сем случае совсем неправ".
Стихи, сочиненные на дороге в Петергоф... - оригинальное переложение
стихотворения "К цикаде", приписывавшегося Анакреону (две последние строки
добавлены Ломоносовым от себя). Редкий по искренности чувства усталости,
даже изнеможения человеческий документ, показывающий, какой ценой давались
Ломоносову его победы в борьбе за русскую науку.
Разговор с Анакреоном. - Итоговое произведение Ломоносова;
нравственно-философский смысл его заключается не в подчинении личного начала
общественному, а в органическом, даже радостном приобщении части к целому.
Зерном твой отнял дух приятной виноград... - Анакреон умер,
подавившись зерном винограда.
Мастер в живопистве первой... - Апеллес.
Первой в нашей стороне... - Предполагают, что Ломоносов имеет в виду Ф.
С. Рокотова.
Брови выведи дугой, что кажет после туч покой... - Образ радуги
помимо портретной функции выполняет здесь и важную смысловую роль: он
"подготавливает" заключительную тему всего произведения - тему мира (радуга
как символ прекращения военной грозы).
Повели войнам престать. - То есть прекрати войны (намек на Семилетнюю
войну, в которой Россия участвовала с 1756 по 1763 г.).
|
